Встреча с Медузой. [Венера Прайм — 4] - Прюсс Пол

Фолкен вывел на экран карту. Бета находилась в тридцати тысячах километров от него, далеко за горизонтом. И на таком расстоянии ударная волна не была ему опасна. Иное дело радиобуря. И он принялся убирать внутрь штанги с приборами. — Единственная доступная ему мера предосторожности…

Внезапно над горизонтом на востоке заплясали отблески далеких сполохов. Одновременно отключилась половина автоматических предохранителей на распределительном щите, погас свет, погасли все контрольные лампочки и отключились все каналы связи. Фолкен хотел пошевельнуться, но не мог. Это было не только психологическое оцепенение, конечности не слушались его, и болезненно покалывало по всей сети нервов и особенно в голове.

Хотя электрическое поле никак не могло проникнуть в экранированную кабину, над приборной доской мерцало свечение и слышалось характерное потрескивание тлеющего разряда. Тут сработала аварийная система, вновь заработали все приборы и прошел унизительный паралич.

Стропы, на которых висела кабина, словно горели. От стропового кольца и до экватора шара протянулись во мраке яркие, голубые с металлическим отливом струи. По ним медленно катились ослепительные огненные шары. Картина была до того чарующей и необычной, что не хотелось думать об опасности. Мало кто наблюдал шаровые молнии так близко.

Ожил Центр управления:

— «Кон-Тики», ты слышишь нас? «Кон-Тики» — ты слышишь?

Слова были едва разборчивы, но настроение Фолкена поднялось, — он возобновил контакт с человеческим миром.

— Слышу. Роскошное электрическое шоу и никаких повреждений. Пока.

— Слава богу. Мы уже думали, что потеряли тебя.

Первыми пропали шаровые молнии — они медленно разбухали и, достигнув критической величины, беззвучно взрывались. Но еще и час спустя все металлические части снаружи кабины окружало слабое сияние. А радио продолжало барахлить до полуночи.

Оставшиеся до утра часы прошли без приключений. Лишь глубоко внутри себя он чувствовал что-то не ладное. Этот электрический шок, паралич… что-то странное происходило, хотя он не мог сказать, что именно. Зловещие образы непрошено возникали в его воображении, и ему казалось, что кто—то говорит прямо рядом с ним, прямо здесь в капсуле, но слова были на языке, которого он никогда не слышал, как во сне, где человек ясно видит слова на странице, но не может понять их смысла. Фолкен изо всех сил старался сосредоточиться.

Поистине, в этом мире можно ожидать чего угодно, и нет никакой возможности угадать, что принесет завтрашний день. И ведь ему еще целые сутки тут находиться…

Блейк тем временем пробирался среди скоплений труб, заглядывал в такие места, которое никогда не посещались людьми, предназначенные лишь для того, чтобы залезть туда с гаечным ключом или набором кусачек, чтобы починить что-то сломанное.

То, что Блейк делал, было чем-то вроде попытки самоубийства. Он охотился на раненого зверя.

Линда, или Эллен, или как там она себя называла, она гораздо умнее и проворнее его, и он это знал. Он видел достаточно ее сверхъестественного «везения», чтобы догадаться, что она не совсем человек. Вероятно, она могла видеть в темноте и чувствовать его приближение, как раненый горный лев.

Тем не менее ее нужно остановить. Она слишком опасна, чтобы оставлять ее на свободе, ее нельзя недооценивать. Если она сказала, что обеспечила провал миссии Говарда Фолкена, значит, что-то сделала. И все же он не мог просто сообщить о ней Командору и, тем самым, умыть руки. Слишком много она для него значила. Он должен был справиться сам.

Несколько факторов были на его стороне. С его извращенной склонностью к авантюрам, Блейк был даже более опытным диверсантом, чем она. А к тому же, она не ждет его визита, и она больна. Но означали ли ее затравленные глаза и истощенное тело, что она стала менее грозной? Он медленно продвигался по почти непроходимому лазу, пока не оказался рядом со служебным отсеком АП. Он уже обыскал наиболее доступные места, где она могла спрятаться. Это было последним.

Через узкую щель между электрическими шинами он увидел зону обслуживания AП, тускло освещенную парой светящихся зеленых диодов. Там ничего не двигалось, ничего не было видно. Блейк прислушивался изо всех сил, но слышал только собственное дыхание и сердцебиение. Он медленно продвигался вперед, пока не повис на полпути до того места, где ожидал ее найти.

 Визг. — Она вылетела из глубокой тени, вытянув когти и крича. Она могла бы разорвать ему горло, но из-за ее крика у него было мгновение, чтобы извернуться, схватить ее за запястье и  левым кулаком ударить ее в подбородок. Голова Спарты откинулась назад, а глаза закатились.

Он обнял ее исхудавшее, грязное тело и разрыдался. Горько всхлипывая, нащупал запертый люк, открывавшийся в коридор технического обслуживания.

Он надеялся, что ему не придется выдавать ее. Он хотел вытянуть из нее правду и, если сможет, помочь ей. А теперь он видел, что она умирает у него на руках. — Нужно было как можно скорее доставить ее к врачу.

XXIV

Когда рассвело, погода внезапно переменилась. «Кон-Тики» летел сквозь буран. Восковые хлопья падали так густо, что видимость сократилась до нуля.

Фолкен заметил, что ложащиеся на иллюминаторы хлопья быстро исчезают. Они тотчас таяли от выделяемого «Кон-Тики» тепла. На Земле в слепом полете пришлось бы еще считаться с опасностью столкновения. Здесь эта угроза отпадала, горы Юпитера, в том маловероятном случае, если бы они были, находились бы в сотнях километров под аппаратом. Что до плавучих островов из пены, то наскочить на них, должно быть, то же самое, что врезаться в слегка отвердевшие мыльные пузыри.

Тем не менее он включил  радар, в котором прежде не было надобности, ведь полет происходил на большом расстоянии от невидимой поверхности планеты. Его ожидал новый сюрприз.

Обширный сектор неба был насыщен отчетливыми эхо-сигналами. Фолкен припомнил, как первые авиаторы, описывая грозившие им опасности, среди всего прочего, рассказывали обывателям про «облака, начиненные камнями». Здесь это выражение было бы в самый раз. — Экран радара показывал смущающее зрелище. Пришлось напомнить себе, что в этой атмосфере не может парить ничего по-настоящему твердого. Скорее всего, это какое-то своеобразное метеорологическое явление, к тому же до ближайшего эхо-сигнала было около двухсот километров.

Он доложил об этом в Центр управления, но на сей раз объяснения не получил. Зато Центр утешил его сообщением, что через полчаса аппарат выйдет из бурана, но о том, что будет сильный боковой ветер, видимо предупредить забыл.

Внезапно шар потащил капсулу почти горизонтально. Фолкену понадобились все его навыки и быстрые, нечеловеческие рефлексы, чтобы его неуклюжая машина не запуталась в стропах.

Через несколько минут он уже мчался на север со скоростью более шестисот километров в час. Метель прекратилась и стало видно,что «Кон-Тики» очутился в огромной вращающейся воронке диаметром около тысячи километров.

Аппарат несло вместе с облаками вдоль наклонной, изогнутой поверхности. Над головой в ясном небе светило солнце, но внизу воронка ввинчивалась в атмосферу до неизведанных мглистых глубин, где почти непрерывно сверкали молнии.

Непосредственной угрозы не было, он оторвался от фантастических картин за иллюминатором и снова обратился к радару. — Теперь до ближайшего эха было километров сорок. Все эхо-сигналы  располагались по стенам воронки и двигались вместе с ней — очевидно, они попали в нее, как и «Кон-Тики».

Он посмотрел в иллюминатор телескопическим глазом и обнаружил, что смотрит на странное образование (или существо?), которое видел накануне — с лесом тонких отростков (или ног?). Теперь представилась возможность точнее определить его размеры и конфигурацию. А заодно подобрать название, лучше отвечающее его облику. Однозначно, лучшего слова не подобрать — «Медуза». Отростки-щупальца напоминают извивающихся змей головы Горгоны.